http://www.vedomosti.ru/lifestyle/news/20799951/utomit-chitatelya

Утомить читателя

Майя Кучерская

Елена Костюкович сочинила интеллектуальный триллер «Цвингер» (М.: Corpus, 2013), чтобы рассказать об устройстве человеческой памяти и истории собственной семьи

Это в любом случае отважный шаг: имея репутацию одного из лучших переводчиков Умберто Эко, написав искрометную книгу о еде «Еда. Итальянское счастье», решиться на роман в 750 страниц, в котором смешался аромат киевских лип, круговорот Франкфуртской книжной ярмарки, туман итальянских озер, разные времена, стили и жанры. Все это для того, чтобы главный герой – житель Милана, публикатор архивов Виктор Зиман, дед которого нашел спрятанные немцами картины Дрезденской галереи, а родные погибли в Бабьем Яру, – узнал историю собственной семьи, а значит, и свою личную историю.
– Как это получилось, что вы взяли и написали роман?
– Как вы знаете по вашему писательскому опыту, романы рождаются сами, начинают вылезать из тебя, и в какой-то момент уже невозможно затолкать их обратно. Я решилась не сразу, долго пыталась понять, стоит ли... ну, рисковать. И сочла, что да. Хватит почивать на лаврах переводчика Умберто Эко – меня всегда хвалили, но я никогда не знала, хвалят его или меня. Мне страшно интересно было писать этот роман. Мне хотелось создать такой тип книги, в который читателя затягивает, как в аэродинамическую трубу, и начинает мотать, туда и сюда. Мне хотелось утомить читателя, замотать его до такой степени, до которой замотан герой.
– Что его так измотало, давайте поясним нашим читателям.
– У него много личных бед: он безотцовщина, он перемещен в другую нацию, в другую культуру, он потерял свою возлюбленную, его мучает комплекс вины, историческая память.
– Это с одной стороны, но с другой – он живет в современном мире, издательском, занимается публикацией архивов...
– Совершенно верно, и перегружен информацией до такой степени, что у него просто уже нету возможности ее структурировать. Мне было страшно интересно, сумею ли я создать аналог того информационного водоворота, в котором живу сама и многие мои коллеги, если не все люди сейчас.
– Почему вы предпочли форму романа, а не нонфикшн, как вы разыскивали документы, связанные с семейной историей?
– Я никогда не сумела бы восстановить все детали. Поиск документов – это бесконечность, сами знаете. В прозе можно остановиться, додумать, дописать. Я пыталась воспроизвести механизм работы человеческого мозга. Прочитала довольно много книг по нейропсихологии от Оливера Сакса до Лурии. Перепроизводство впечатлений, затрудненный отбор, теневые пятна. Искажения, преувеличения, слипание, избирательность. Перегорает часть проводки: что- то вспоминается неверно, что-то не вспоминается вообще и терзает. Поэтому среди настоящих цитат в книге много вымышленных, которые сочинила я. Это и кагэбэшная расшифровка разговора как бы моего деда с как бы Виктором Некрасовым, и описание бомбежки Дрездена – свидетельств выживших очевидцев ее не осталось.
– Роман написан словно бы на нескольких языках сразу, в нем бурлят и кальки, и неологизмы, итальянские и французские словечки – это ведь намеренно?
– Я все думаю: как работает память? Как строится речь? Мне хотелось описать эту внутреннюю речь, обрывочную, аграмматичную. У нас у всех в голове живет сразу несколько языков, тем более у моего героя – он даже не билингва, он трилингва по меньшей мере.
– Ваша литературная жизнь связана с Умберто Эко и Людмилой Улицкой. Вы ощущали рядом их тени, когда сочиняли?
– Эко – да, стоял рядом. Сам принцип: построить триллерный сюжет, вложив в него рассуждения об истории, – это его. С Улицкой одни различия, не вижу сходства. Улицкая искусно останавливает рассказ в тот момент, когда читатель способен подхватить, развить мысль сам. У меня все, наоборот, растолковывается – на чей-то вкус, может быть, и слишком. Но если уж я пишу один-единственный роман в кои-то веки, писать его, скажем так, более прозрачным, воздушным, мне казалось, будет не очень правильным. Я хотела его как следует утрамбовать. Ну так вот – дорвалась.