http://itsmycity.ru/blog/post/id/4858

Ребус для интеллигенции

Двадцатый век за семь дней в романе «Цвингер»
Тина Гарник

В конце прошлого года в издательстве Corpus вышел роман «Цвингер» Елены Костюкович – переводчика книг Умберто Эко и автора книги «Еда. Итальянское счастье». События в романе отчасти перекликаются с тем, что происходит в фильме «Охотники за сокровищами», который, кажется, не понравился абсолютному большинству зрителей и критиков.

Наш автор Тина Гарник очень вовремя дочитала роман «Цвингер» и делится своими впечатлениями – исключительно положительными.

Зимой я побывала в Дрездене, с обязательным посещением Галереи старых мастеров в Цвингере. Замирала напротив «Сикстинской Мадонны» и «Спящей Венеры», видела подлинники Караваджо, Ван Дейка и Ван Эйка, Тициана и многих-многих других. Представляла Дрезден полностью сметенным бомбежкой, затем под властью ГДР, а после – бесконечно отстраиваемым. И даже съездила на бойню номер пять. После этого откладывать прочтение «Цвингера» Елены Костюкович было бы, по меньшей мере, неправильно.

Костюкович много лет живет в Италии, где возглавляет русское направление в издательствах. Космополит по складу ума и характера, она тонко чувствует разницу культур и языков. Из многочисленных интервью и рецензий известно, что над «Цвингером» писательница работала много лет. И это неудивительно: ей нужно было переработать огромные массивы открытых архивов, а закрытые – еще и поискать.

Книга основана на реальных событиях: Леонид Волынский, дед Елены Костюкович, участвовал в поисковых операциях в Дрездене, после того как союзники сравняли город с землей. Искали картины, те самые, что сейчас выставлены в Цвингере, в Галерее старинных мастеров. Однако эти исторические события в художественном пространстве постепенно теряют связь с реальностью, и читателю остается только гадать, насколько близко к некой условной «правде» о своей семье автор согласился подпустить посторонних.

Леонид Волынский - советский писатель и художник, организатор спасения работ Дрезденской картинной галереи после окончания Второй мировой войны. Автор автобиографической повести «Семь дней»

Когда глаза привыкают к немного ломкому стилю, читатель, сам того не заметив, соглашается поселиться в голове главного героя Виктора Зимана на неделю. С этого момента начинают обращать на себя внимание мелочи, как будто случайно оставленные автором на радость узнавания читающего. То и дело в книге появляется переводчица Лилианна Лунгина под собственным именем. Один эпизод, к своему удовольствию, узнают читатели «Подстрочника», не знаю, намеренно ли это сделала Костюкович. Высоцкий фигурирует под кодовым «гениальный поэт», фамилию Плетнев получает «окопный» писатель Некрасов. И Умберто Эко место нашлось – такую тонкую иронию мы особенно ценим. Собственно, в том, что романное действие занимает неделю, от субботы до субботы, можно усмотреть отсылку к книге «Семь дней», которую написал дед Костюкович, Леонид Волынский. К сожалению, она с 70-х годов не переиздавалась.

Все события этих дней читатель видит глазами Вики Зимана – трилингва в силу жизненных обстоятельств, с наследственной жаждой приключений и страстного до книг и архивов. Он простужен, путается в своих женщинах, не спит, не ест, промокает под дождем, постоянно вынужден разгадывать ребусы и должен почти круглосуточно работать на франкфуртской книжной ярмарке – словом, так себе неделька у Зимана выдалась.

Думаю, большинство тружеников гуманитарного фронта по себе знают такое состояние. Читатель, находящийся постоянно внутри, никогда не может быть уверен, бредит ли Зиман, видит ли сон или просто все придумал. Форма не нова: «Улисс» в обращении с внутренним монологом не переплюнуть. Однако Костюкович удается воссоздать обрывочность мыслей вымотанного человека, показать избирательность воспоминаний и памяти, запутать и героя, и читателя между сном, явью и играми воспаленного разума. Это все работает на уровне стилистики: непривычное построение фраз, дословный перевод фразеологизмов из разных языков, неожиданные ассоциативные цепочки.

Среди рецензий попалась характеристика: «Цвингер» хочется пересказывать друзьям. Эта книга из тех, после которой чувствуешь себя наполненным новой информацией: текст плотный, много фактов и интерпретаций, связок и параллелей. Но это же триллер: любой пересказ подразумевает спойлеры. А чтобы объяснить один факт или тезис, нужно пересказать еще полкниги и дополнить энциклопедией в поисках контекста.

Итак, перед нами семь дней из жизни Виктора Зимана. В эти семь дней отлично укладывается период от начала XX века до наших дней. Воспоминания Вики и пересказы слышанных в разное время чужих историй выписаны очень подробно, иногда в ущерб органичности повествования. Сам с собой, в своей голове человек так не разговаривает, и тут правдоподобность стиля как бы нарушается. Зато, таким образом, обозначается поле читателя: к нему относятся с уважением, ему объясняют предысторию и вообще всячески считаются с его присутствием.

Интерпретировать время и пространство в этом романе – занятие бесконечное: герои стремительны в перемещениях по Европе в реальности, и еще более стремительно сменяется место действия в фантазиях и воспоминаниях Виктора. Сновидения, воспоминания и документы – эти приемы «текста в тексте» для расширения времени-пространства придуманы не вчера, но столь интенсивное их применение, пожалуй, встречается нечасто.

В какой-то момент появляется ощущение, что сам Цвингер и дрезденская история – только повод. Про документы, связанные с поиском спрятанных нацистами сокровищ, упоминается в самом начале, а затем раз в сто пятьдесят страниц, не чаще. Дело в том, что понимать под сокровищами. Практически каждый персонаж преследует свое – исторические документы и свидетельства, свободу заниматься любимым делом, предметы искусства, просто деньги, наконец.

Возможно, появление книги «Цвингер» (как и «Подстрочника», и многих других) связано с вызревающей потребностью в культурной рефлексии о событиях XX века. Возможно, это поколенческое: зрелости достигли внуки войны. А может быть, дело в том, что временная дистанция стала достаточной для взвешенной рефлексии. Как бы то ни было, такие книги буквально показывают связь с драмами и радостями, произошедшими в прошлом веке. Уж больно «Цвингер» похож на попытку собрать сразу множество болевых узлов.

Среди них есть очевидные: Великая Отечественная война и оккупации, Бабий Яр, сибирские лагеря для пленных и бывавших в плену, цензура, Международный молодежный фестиваль 57-го года, Олимпиада-80. Нашлось место и менее известным: квоты на образование по национальному признаку, международное военное мародерство, подпольная война спецслужб и диссидентов, нелегальная миграция после распада СССР.

Это ведь не только в культурной памяти или учебнике истории осталось, но и в родовой памяти каждого. Виктор Зиман, углубляясь в архивные документы, ищет ответы на свои, личные вопросы. «Дед не вмешан в грабительство. Он был отстранен трофейной бригадой от выемки. Это необходимое для внука свидетельство», – вот что важно: в то непонятное время, в тех неясных обстоятельствах мой дед остался человеком. Еще в школе повторяем: «Оставаться человеком в любых исторических обстоятельствах». А взрослеем – и однозначности все меньше. И так хочется, чтобы в своих-то венах текла «человечная» кровь.