http://magazines.russ.ru/novyi_mi/2014/5/18b.html

В конце концов

Дмитрий Бавильский

Елена Костюкович. Цвингер. [roman]. М., «Астрель»; «Corpus», 2013, 752 стр.

От переводчицы Умберто Эко ждешь какого-нибудь криптодетектива, ну, или же вскрывающего тайны всемирного заговора в духе Дэна Брауна «искусствоведческого боевика» с погонями и стрелялками, тем более, что автор — успешный литагент, превосходно знающий международную конъюнктуру.

Тема книжного бизнеса, кстати, в «Цвингере» отыгрывается со всей возможной полнотой: главный герой — Виктор Зиман (родившийся в Киеве, но живущий в Милане и работающий в литературном агентстве «Омнибус») в начале романа собирается на Франкфуртскую книжную ярмарку, и в этот момент с ним вдруг начинают происходить странные события.

Вообще-то, Виктор, вместе со своими коллегами и Дэвидом Бэром, его задушевным начальником по кличке «Вечный Жид», специализируется на архивных изысканиях — работе сколь пыльной, столь и, на первый взгляд, безопасной: Зиман находит старые документы, покупает на них права, доводит до ума предпродакшн (составляет внятную книжную композицию, прописывает контекст, обставляет появление этих новых сведений как сенсацию), чтобы после обнародования устроить каскад сделок с выгодной перепродажей крупным издательствам.

Вот и на этой, конкретной, ярмарке 2005 года (роман разделен на главы-дни, каждая из которых имеет четкую дату: «Цвингер» разворачивается ровно неделю, с субботы 15 октября — по субботу, 22-ое), «Омнибус» устраивает аукцион по продаже прав на книгу очередного экс-советского шпиона-агента-перебежчика Ватрухина. Этот бывший офицер Госбезопасности, тайком копировавший секретные документы для издания их на Западе, не единственный «политизированный» клиент «Омнибуса».

Вымышленные события Костюкович сплетает с хроникой реальных новостей: так Дэвид Бэр, глава «Омнибуса» (кстати, единственный труп в этой книге, счастливо избежавшей избыточного томатного кровопролития), прежде чем его похитили, летает в Москву на похороны «архитектора перестройки» Александра Николаевича Яковлева.

Я к тому, что «Омнибус» держится совсем недалеко от политики и ее подковерных рисков (параллельно в книге описывается «датский скандал», связанный с карикатурами на пророка Мухаммеда), в которые, разумеется, Виктор Зиман и попадает — автор плетет тонкую, умную интригу, распутанную в финале.

Подобно тому, как писатели пишут книги, которых им не хватает и которые они хотели бы прочесть сами, Костюкович написала сочинение, которым сама бы хотела торговать. Здесь есть все, что нужно для нестыдной, интеллектуально и этически озабоченной беллетристики, когда насущные моральные проблемы выливаются в фабульные хитросплетения. Переговоры — погони — интриги — расследования. Обязательная любовная линия (даже не одна, но три: в прошлом главного героя, в его настоящем, и, видимо, в будущем). А так же актуальный философский бэкграунд, ненавязчиво подпускаемый в прорехи экспозиции, завязки и развязки. И, разумеется, многочисленные отступления знаточеского плана…

Как это водится в современных романах, Елена Костюкович просвещает читателя по всем мыслимым вопросам, от традиционных блюд итальянской кухни, особенностей пения птиц и фонетики местных диалектов до, к примеру, секрета разоблачения Андрея Синявского, вычисленного по библиотечному формуляру.

Кажется, модные романы, особенно исторического и «искусствоведческого» направления «грешат» такими экскурсами на территорию энциклопедий и издательства «Просвещение» потому что не уверены в своей утилитарной значимости. Ушлый и перегруженный информацией, современный читатель хочет не только развлекаться, но и получить от прочитанного «сухой остаток», повышающий его самооценку.

В эпоху «Википедии» и интернет-искалок, когда любые сведения лежат «на расстоянии одного-двух кликов», умные писатели уснащают творения раритетами и заковыристыми жемчужинами, которые собирают примерно так же, как короли и курфюрсты коллекционировали всевозможные редкости и умопомрачительные диковины.

Благодаря «Цвингеру», буду теперь знать, что больной Ленин выл на Луну. О чем и было написано в его засекреченной медицинской карте, которую читал в закрытой цековской читальне, а затем и цитировал Синявский. После чего его и вычислил КГБ, прочитав в опусах Абрама Терца этот главный секрет вождя мирового пролетариата.

Костюкович делится своим интеллектуальным бэкграундом удивляюще щедро. Поначалу это даже немного отвлекает, ибо постоянные отступления, во-первых, тормозят интригу, а, во-вторых, не дают сосредоточиться на персонажах. Причем, не только на второстепенных, но даже на главных.

Однако ближе к середине понимаешь, что автор делает это сознательно, преследуя вставками сразу несколько целей. С их помощью, например, Костюкович выстраивает, делая его работающим и максимально объемным, жизненный контекст многих своих героев, происходящих из Киева и, поэтому впутанных во многие исторические события советского времени, от Бабьего Яра до высылки диссидентствующего Виктора Некрасова за границу.

Надо сказать, что многие из действующих или даже мельком упомянутых здесь персонажей имеют легко раскрываемые псевдонимы. Костюкович знает: такие «романы с ключом», имеющие на одно эстетическое измерение больше, чем «просто» романы без тайнописи, читаются гораздо бойчее. Ибо ничто так не создает атмосферу таинственности и недоговоренности, как суггестия, намеренно наведенная автором на текст.

Юношеская возлюбленная Виктора Зимана носит наркотики великому русскому шансонье, который ни разу не назван по имени. Но похороны которого во время Олимпиады-80 выливаются в манифестацию. Виктор Некрасов тоже не назван. Его биографическими чертами в романе наделен писатель Владимир Плетнев, впрочем, погибающий примерно так же, как погиб реальный Александр Галич. В повседневной жизни Зимана зовут Вика, а путаницы умелому писателю (переводчику и редактору) допускать невозможно.

К сожалению для меня, псевдонимом наделен и дедушка Виктора Зимана, биография которого минимально расходится с биографическими сведениями о семье самой Елены Костюкович: для того, чтобы понять это достаточно сравнить даты из романа с теми, что приведены в статье о Костюкович в «Википедии».

В Семене Жалусском она показала, даже особенно не шифруясь, Леонида Волынского (Рабиновича), своего деда, известного в советские времена писателя и театрального художника.

Волей сложной, чудовищно трудной судьбы, Волынский оказался в Дрездене 1945-го года сразу после бомбежек его американской авиацией. Именно он разыскал сначала карту с тайниками и нычками, в которых фашисты спрятали сокровища Цвингера (картинной галереи, фарфоровых, нумизматических и естественнонаучных коллекций), а затем и сами бесценные богатства. Что было дальше, знают уже многие: музейные фонды эвакуировали в Москву, где их отреставрировали, показали на знаменитой выставке в ГМИИ, после чего вернули в Германию.

История эта, основанная на подлинном гуманизме и уважении к культурному наследию человечества (дрезденские музеи важны не только первоклассными шедеврами важнейших художников цивилизации, но и как исключительного значения пример барочного коллекционирования), один из самых эффектных жестов советской власти, который без участия Леонида Волынского мог и не состояться.

Обо всем этом он, кстати, написал замечательную повесть «Семь дней», многократно переизданную «Детской литературой» в 60-е. Еще школьником я несколько раз брал эту книгу в библиотеке, настолько меня завораживали фотографии (к сожалению, без указания авторства) разрушенного дворцового комплекса с зияющими руинами арок, разбитыми каменными орнаментами и скульптурами.

Меня книга эта увлекла не менее «Острова сокровищ», где приключения были, разумеется, головокружительнее, но гораздо абстрактнее. А тут — живая, совсем недавняя, а, главное, наша родная советская история, многократно воспетая пафосными фильмами и картинами.

Помню, как увлеченный историей о нахождении «Сикстинской мадонны» и «Похищения Ганимеда», я долго и старательно строил четырехугольник Цвингера в песочной куче. Затем разрушал его, чтоб обязательно затем отреставрировать. Это слово для меня в той, детской игре, было ключевым, правда, тогда я еще не понимал почему. После, я вновь разрушал песчаный дворец, совсем как в фильмах катастроф, и снова ставил его на старом месте целым и невредимым, дабы история не заканчивалась в миноре, но продолжалась, несмотря ни на что.

Кстати, о кино. Елена Костюкович упоминает художественный фильм «Пять дней и ночей» о спасении фондов Дрезденской картинной галереи, снятый по следам «Семи дней», музыку к которому написал Дмитрий Шостакович. Его знаменитый Восьмой квартет, позже переделанный Рудольфом Баршаем в «Камерную симфонию», родился именно тогда — во время трехдневной командировки к саксонским развалинам.

Так что личный культурный слой у романа Елены Костюкович богатый и оригинальный. При том, что в книге она много чего рассказывает не только о родственниках и знакомых, но так же и о знаковых фигурах шестидесятых, от политиков и провокаторов (главный злодей «Цвингера» явно списан с Виктора Луи[1]) до поэтов и музыкантов.

Так случилось, что совсем недавно я перечитал «Семь дней»[2], которые отец принес с букинистического развала. Конечно, с тех пор, впечатление от книги Волынского потускнело, на что работала не только целая армия авторов «искусствоведческих детективов» и любителей сенсаций, но и то, что в каждом слове Волынского видны самоограничения и недоговоренности, весьма, впрочем, типичные для текстов эпохи так называемого «соцреализма».

После книги Костюкович становится ясно, почему «Семь дней» оставляет половинчатое впечатление. Оказывается, когда операция по спасению шедевров прошла удачно, Волынского отстранили от дальнейших поисков и передачи трофеев, в дальнейшем всячески замалчивая его первородную роль в этой истории.

В семейном архиве Костюкович сохранились оригиналы не только первого варианта книги Леонида Волынского, при публикации весьма сглаженного и по-интеллигентски как бы рассеянного, политкорректного (вот и в фильме с музыкой Шостаковича советский офицер с фамилией Рабинович становится Леоновым), но и предельно честные, даже безжалостные, по отношению к себе и возможному читателю военные дневники.

Тут пора подробнее вернуться к рецензируемой книге, важная часть которой состоит как раз из публикации этих документов. Думая над ними, понимаешь, как и из чего родился замысел «Цвингера» и почему для дедушкиных бумаг Елена Костюкович соорудила такую затейливую раму.

Архив Леонида Волынского, точнее, героя книги Семена Жалусского, некогда арестованный советскими спецслужбами и неожиданно всплывший за пару дней до очередной Франкфуртской Бухмессе, оказывается главной загадкой, которую должен разгадать Виктор Зиман.

И тут в бой запускаются все законные, и не очень, крючки и обманки приключенческих жанров, начиная с фотографии отрубленной головы Мирей, секретарши Зимана, присланной по факсу и вплоть до кровавых хеппенингов на пустом морском берегу, а так же ворожбы и попыток киднепинга.

Так что здесь, в «Цвингере», все, можно сказать, как у всех: главный герой мечется между странами, городами и любовницами, разумеется, простывает, и перестает дышать носом. Сопли душат, ботинки промокают, зонт ломается. Из-за напряженки графика Зиман перестает высыпаться, поэтому время от времени впадает в прострацию и видит вещие сны.

Параллельно, он, вместе с опытным напарником, просчитывает, пытаясь отработать, пять основных версий исчезновения Мирей и появление документов из семейного архива Жалусского, интернациональная ценность которых не знает себе равных.

Кстати, именно в этой, легко объяснимой биографическими обстоятельствами, натяжке, заключена, пожалуй, единственная, бросающаяся в глаза слабость весьма эффектного во всем остальном и эффективно сложенного сюжетного пазла.

По Костюкович выходит, что весь мир, затаив дыхание, замер в предвкушении новых разоблачительных публикаций, тайно вывезенных из СССР. Документы, положенные в основу головокружительной интриги, должны оправдывать всю надстроенную над ними конструкцию. Так тайнопись, возникающая вокруг самой известной картины Леонардо да Винчи, разгоняет Дэна Брауна до скоростей главного мирового бестселлера нескольких сезонов, а Умберто Эко накручивает завораживающие интриги с помощью неизвестной книги Аристотеля.

Жалусский не Леонардо и не Аристотель. И, если верить логике «Цвингера», остается совсем непонятным, из-за чего деятельность «Омнибуса», выкачивающего из Киева и Москвы гуманитарную нефть, оказывается исполненной опасностей, более свойственных военному времени.

Тем более, что в отличие от Эко и Брауна, Костюкович очень ловко манипулирует реальностью, не создавая внутри книги ничего сверхъестественного — того, что не могло произойти на самом деле. Но особенно обстоятельство это начинаешь ценить ближе к концу, когда авторский замысел начинает проступать во всей своей красоте.

Кажется, Елена Костюкович создает роман-эпилог эпохе советской литературоцентричности, когда именно литературные новости определяли градус накала не только общественной, но и личной жизни каждого интеллигентного человека.

В преувеличенном внимании к архивным документам заключены не только персональная тоска по родине, ушедшей юности и драгоценному дедушке, который так и не дождался справедливости, но и четкое понимание того, что большой культурный эон подходит к концу, практически завершился.

Делатели книжной индустрии, прицельно изучаемые Костюкович, — может быть, последние солдаты этой самой, на глазах исчезающей (уходящей под воду) империи логоцентризма. Вот для чего ей и нужны все эти, по барочному избыточные, ни слова в простоте, отступления — для возможной в будущем реконструкции наших времен. Ну, и для того, чтобы мы тоже помнили.

В отличие от Умберто Эко и Дэна Брауна, Елена Костюкович создает отечественный аналог «искусствоведческого» криптоблокбастера, главная часть которого, как это и водится в русской традиции, происходит в головах, а не на самом деле.

Практически весь объем «Цвингера» занимают умозрительные метания Зимана, флешбеки и вспышки памяти, позволяющие рассказать подробную историю его многочисленных предков. Или, ну, например, подноготную его любимой девушки Антонии, потерянной в олимпийской Москве и безуспешно разыскиваемой по всему свету, для того, чтобы в финале она, наконец, нашлась.

Причем, вместе с «безголовой» Мирей, так как русскому беллетристу сложно убить даже второстепенного персонажа. К тому же, вполне вероятно, наделенного вполне конкретным прототипом.

Ближе к концу «Цвингера» Костюкович, конечно, блестяще и без видимых помарок откатывает «обязательную программу» жанра с избиениями, похищениями и плохими людьми, которых следует обезоружить и вывести на чистую воду.

Однако, по всему же видно, что главное для нее не эти внешние погремушки, но долг перед дедом и дотошное (это тоже важный в мировом книгоиздании тренд, заставляющий авторов балансировать между вымышленным и непридуманным) описание уходящей эпохи.

Возможно, именно поэтому, Елена Костюкович и поселила всех своих приятных (и не очень) персонажей в относительно спокойном, недалеком, но уже успевшем стать историей 2005-м. Это, кстати, иной раз, оказывается очень полезным — заглянуть в «газетные подшивки» совсем, казалось бы, недавнего времени.

И увидеть, как много теряется в бесконечном потоке новостей, как все эти информационные волны, накладываясь друг на друга, стираются в памяти, лишая людей общей, одной на всех, истории.

__________________________________________________________

[1] Виктор Луи — настоящее имя Виталий Евгеньевич Луи (1928, Москва — 1992, Лондон) советский журналист, тесно связанный с КГБ. Андрей Сахаров писал: «Виктор Луи — гражданин СССР и корреспондент английской газеты (беспрецедентное сочетание), активный и многолетний агент КГБ, выполняющий самые деликатные и провокационные поручения. Говорят, сотрудничать с КГБ он стал в лагере, куда попал много лет назад. КГБ платит ему очень своеобразно — разрешая различные спекулятивные операции с картинами, иконами и валютой, за которые другой давно бы уже жестоко поплатился». Воспоминания. Глава 19. Цит. по <http://www.ihst.ru/projects/sohist/memory/sakhmem/2-19.htm>. (Прим. ред.)

[2] Вот, что я записал в своем дневнике чтения 13.01.2012 года:

«Во-первых, документальная история потерянных и вновь обретенных в штольнях и каменоломнях великих шедевров, напоминающая поиски сокровищ (клада, Грааля).

Во-вторых, рассказ о благородной военной дружбе (действующие лица, имена и характеры — все на лицо): автор книги добровольцем ушел на фронт, был в плену, и, так совпало, лично участвовал в розыске артефактов.

В-третьих, качественный науч-поп с прочувствованными экспресс-биографиями выдающихся художников (Рембрандта, Рафаэля, Веласкеса, Тициана) и весьма тонкими, точными описаниями картин и стилей. Когда ни единого слова или синонима мимо!

Поэтому, в-четвертых, это идеальное детское пособие по истории искусства, эстетике и, не в последнюю очередь, этике, совмещающее все свои функции с композиционной (и какой угодно) легкостью умного исполнения.

Конечно, это вопрос, что первичнее — инфантильное сознание советского человека, способного переварить только диетически детский интеллектуальный продукт или же педагогические и дидактические таланты Леонида Наумовича Волынского.

Хотя, другие, монотематические книги которого (биографии Ван Гога и Рембрандта, а так же книга об импрессионистах «Зеленое древо жизни») уступают «Семи дням», в которых важны все составляющие, помноженные на чувство личной причастности к историческим событиям, имеющим и важное культурное значение…» <http://paslen.livejournal.com/1295975.html>.