http://www.polit.ru/article/2016/02/20/umberto_eco/

20 февраля 2016, 18:56 литература некролог
Мария Мстиславская

Таинственное пламя

Поздно вечером 19 февраля умер Умберто Эко – итальянский писатель, философ и культуролог, почетный доктор множества университетов, кавалер французского офицерского Ордена Почетного легиона. Всемирную известность ему принес первый же роман «Имя розы», вышедший в 1980 году. Не менее популярными стали написанные в 1988 году «Маятник Фуко» и вышедший в 1994 году «Остров накануне». В январе 2015 года был издан последний роман Эко — «Нулевой номер».

О творчестве, его значении и финале жизни Умберто Эко «Полит.ру» рассказала его друг, писатель, переводчик большинства романов Эко на русский язык Елена Александровна Костюкович.

«Это была замечательная смерть – ему очень повезло, он тогда работал. Еще даже не выключили его компьютер – вот только сейчас сын сказал мне, что будут выключать. И такой уход, конечно, надо заслужить. В Древнем Риме, например, мечтали умереть достойно. Император Август ради этого поехал в дом своих настоящих родителей, лег в кровать, в которой умирали его деды, попросил, чтобы ему поправили волосы, взял зеркало… Ну, в данном случае все произошло не так красиво, но, наверно, так еще лучше. Наверно, когда этот момент представляется, все думают: «Хорошо бы это было во время работы, достойно, не позорно, не больно». Профессору Эко повезло.

Нам всем будет теперь очень грустно, будет пусто без него. Люди, которые строят мосты, как он, – это крупные люди. Когда они исчезают, остаются какие-то гораздо более мелкие люди и мостики. От нас, конечно, гораздо больше теперь зависит во всех отношениях – как всегда, когда уходит такая значительная фигура. А мы ведь сами не всегда оказываемся на высоте – мир наш становится более мелким, и мы это знаем. Постоянно рассказывают какие-то неприятности – кто-нибудь умер, хороший и большой. Никогда не говорят, что кто-нибудь большой родился, правда?

И в последнее время Умберто Эко, я бы сказала, скучал. Он все выполнил, что должен был. Люди такого масштаба, как он, словно берут на себя заранее какой-то колоссальный набор обязательств и потом не все успевают это сделать. Мы знаем многих крупных, важных людей, которые были для всех обещанием, и это обещание осталось не до конца выполненным. Но Эко сделал все. И он выглядеть стал неважно, в разговорах был вялым… ему было скучно и тягостно хоронить друзей. Я ждала, что вскоре нечто произойдет. Не потому что он был болен или кто-то сказал, будто ему осталось мало жить – просто от него было такое ощущение. У меня возле кровати лежит телефон с выходом в интернет, и каждое утро я просматривала по поиску новости об Умберто Эко. И каждое утро видела, что какую-то ерунду да пишут – ну, например, какой-то политик процитировал его. И каждый раз говорила себе: «Ну, это еще не то, чего я так боюсь!». Сегодня было то, чего я так боялась. Все, цикл кончается, мы существуем теперь без него.

Мало людей такой величины остается на свете – для моего поколения, по крайней мере. Может быть, кому-то смерть Умберто Эко – ничего особенного, а важен для них какой-нибудь футболист или рок-музыкант, мало ли у кого какие идолы… У моего поколения, моей референтной группы, у тех, чья молодость пришлась на перестроечные годы, когда вдруг все совпало, открылось, – это Эко. И «Имя розы», которое я переводила, было не просто там какое-то «Имя розы». Знаете ли вы, что эту книгу через советскую цензуру нельзя было протолкнуть? Был при ЦК КПСС такой референт – Генрих Смирнов, вот он и породил в своем отзыве про эту книгу доносителькую формулу. Написал, что это «проповедь еврокоммунизма», «протаскивание релятивизма», что это подрывает все основы советской идеологии и что нельзя публиковать книгу где будто бы речь про монастырь, а на самом деле происходит осмеяние всех основ исторической серьезности. По мнению Генриха Смирнова, это было так. Впрочем, это чистая правда и есть.

И еще он это применил к «Пражской весне». Он вообще считал, что в романе такая модель воспроизводится неслучайно: закрытое общество, куда входит сторонняя сила, спровоцировав там некое революционное бурление, а затем происходит захват. В этом он усмотрел некую историческую аналогию. Ведь и роман «Имя розы» начинается достаточно провокационными строками: «Так найденный в Праге раритет спас меня от тоски в чужой стране, где я дожидался той, кто была мне дорога. Через несколько дней бедный город был занят советскими войсками» – а потом уже идет рассказ про монастырь. Поэтому, конечно, в Советском Союзе это опубликовать было нельзя. Только потом, когда наступила перестройка, роман был опубликован, и на первую демонстрацию в память Праги – на двадцатилетие «Пражской весны» в 1988 году – люди вышли, имея в руках не что-нибудь, а первое упоминание о событиях в Праге советской печати. Это и был мой перевод романа Умберто Эко «Имя розы».

Так что Эко для моего поколения в тот момент был символичен не только своей колоссальной способностью пробивать стены, в том числе стены нашего незнания, нашей необразованности, но еще и этим. А о незнании… Мне ведь пришлось выдумывать тогда терминологию католической литургии, потому что ее в России не знали, текстов было мало, нужно создавать термины, и мне пришлось этим заняться. И перевод очень прозвучал – мне позвонил Юрий Михайлович Лотман с просьбой сделать так, чтобы при следующей публикации он мог написать предисловие. Это, конечно, была для меня невероятно сильная реакция. Восприятие таких великих знатоков и мыслителей, как Арон Яковлевич Гуревич, Михаил Леонович Гаспаров… Это было вхождение в некий круг введения новых смыслов – вот что такое был Эко тогда для нас.

За прошедшие с тех пор тридцать лет все уже привыкли к нему, а мне стал еще и другом. Мы не просто были знакомы – поддерживали дружеские отношения, я чувствовала к нему приязнь, симпатию, доверие, нежность. Тридцать лет… мне очень его жалко. Но и не жалко тоже – потому что он сделал все, что должен был. Такая смерть – редкость. Он работал весь день, а вечером почувствовал… чтобы представить себе, что именно, надо читать роман «Лоанна». По-русски он называется «Таинственное пламя царицы Лоанны», и это книга про уход. Умберто Эко изображает там самого себя – и показывает, как умирает и что ему при этом видится. Как играет его любимая музыка, герои из комиксов, детства, из постоянно сопровождавших его культурных мифологических миров выбегают к нему, как все они вместе в огромном хороводе, как у Феллини в конце фильма. И вот – фильм закончился. Все.»

Поэт, литературный критик и публицист Лев Рубинштейн на своей странице в Фейсбук также говорил о значении Умберто Эко для культуры.

«Умберто Эко был одним из тех немногих, кто самим фактом своего существования рядом с нами оправдывал нашу эпоху. Он был одним из немногих, чье физическое пребывание в этом мире придавало этой эпохе и этому миру определенную осмысленность или по крайней мере давало надежду на осмысление и очеловечивание дикого сырого пространства.

И так было до сегодняшнего дня. Светлая память», – написал он.

Умберто Эко родился 5 января 1932 года в Алессандрии, городке в провинции Пьемонт на севере Италии. Окончил Туринский университет, занялся научной и преподавательской деятельностью. Он преподавал эстетику и теорию культуры в университетах Милана, Флоренции и Турина, читал лекции в Оксфорде, Гарварде, Йеле, был профессором Болонского университета.

Эко много работал на телевидении, был обозревателем популярного еженедельника «Эспрессо» и автором многих литературоведческих эссе. Именно Эко разработал теорию так называемого открытого произведения, в котором читатель и зритель становятся соавторами.

Умберто Эко скончался на 85-м году жизни у себя дома.