https://godliteratury.ru/public-post/perevody-yeto-my

Выступление Елены Костюкович в Доме русского зарубежья сложно было назвать лекцией: получился скорее разговор, очень живой и вместе с тем информативный.

Текст: Сергей Алексеенко/ГодЛитературы.РФ

«Перевод незнакомых, перевод знакомых, перевод себя: типы поведения профессионального переводчика в меняющихся обстоятельствах» — значилось на афише у входа в конференц-зал Дома русского зарубежья. Название лекции, международный форум, красный бархат кресел — всё навевало тон строгий и суховатый, который, по счастью, испарился в первую же минуту встречи. Выступление Елены Костюкович сложно было назвать лекцией. Получился скорее разговор, очень живой и вместе с тем информативный.

Слова «знакомые» и «незнакомые» из названия следует понимать в самом буквальном смысле. Речь шла о работе с произведениями людей, которых переводчик знает (или не знает) лично. Впрочем, кому интересны незнакомцы, когда знакомый — сам Умберто Эко?

— Я лично представляю себе его физическое существо. Сейчас он, к сожалению, сильно постарел. Мне кажется, это с ним чересчур быстро произошло. Я знаю его семью, его детей. Он мне рассказывал о своих детских впечатлениях. Хорошо представляю себе его квартиру. Ездила в дом его детства, который описан в романе «Таинственное пламя царицы Лоаны». Таким образом, для меня это описанное пространство вполне реально, что, разумеется, придаёт работе совсем иной характер.

Известно, что Эко часто советуется со своими переводчиками по поводу тех или иных нюансов. Тем не менее, Елена Костюкович считает, что подсказками мастера пользоваться невозможно.

— В «Маятнике Фуко» один из героев цитирует знаменитое стихотворение Джакомо Леопарди. Надо передать его так, чтобы оно было узнаваемо. Я получаю подсказку от Умберто: «Костюкович вполне может вписать туда Пастернака». Я: «То есть как? Два итальянца гуляют по саду и друг другу цитируют Пастернака?» «А что? Если они культурные люди, то вполне могут и процитировать…» Я вышла из положения так: «Последним лучом пламенеет закат на какой-то скале». Это из «Лорелеи» Гейне, а слово «какой-то» позволяет создать эффект неточной цитаты, будто кто-то не вполне твёрдо помнит текст. Хороший приём, между прочим, только им не надо злоупотреблять. А то получится, что в романе действует толпа маразматиков.

Порой переводчику приходится отходить от оригинала ещё дальше. В книге Эко «Как написать дипломную работу» содержится фальшивая дипломная работа, которую Елена Александровна написала с нуля. Это пришлось делать из-за того, что работа была исследованием образа Снупи, героя комиксов Чарльза Шульца, малоизвестных на момент выхода книги в России (1997 год). В нашей версии его место занял не нуждающийся в отдельном представлении Микки Маус. Умберто замену одобрил.
Робко спросили о последнем романе мастера, «Нулевом номере».

— Эта книга хуже остальных. Это так, хотя издатель меня за такие слова зарезал бы. Текст сырой. Умберто не успел его доладить, развить, а издатели уже выхватили и потащили в типографию.

При этих словах в голосе переводчика звенело совершенно искреннее отчаяние. По её словам, Эко с возрастом стал соглашаться на сомнительные затеи своих издателей — например на новую, облегчённую редакцию «Имени Розы». Переводить этот вариант, с помпой выпущенный во многих странах, Елена Александровна не стала. Впрочем, был ещё случай, когда ей пришлось отказаться от перевода текста Эко. Речь идёт об эссе «Сказать почти то же самое. Опыты о переводе».

— Я не захотела ею заниматься, потому что, во-первых, там про меня есть что-то, а во-вторых, я бы точно со всеми коллегами перессорилась на этой почве. В итоге всё прекрасно перевёл Андрей Коваль. В Германии же переводом занимался Бурхарт Крёбер, внешне — педантичный усидчивый немец, а на самом деле — человек невероятной смелости. Когда Крёбер обнаруживал в тексте какие-то утверждения о себе, то он ставил сноску и писал под строчкой: «Возражение, ваша честь» — и опровергал суждения Эко о своей методологии.

Не обошлось без вопроса о фильме «Имя Розы» Жан-Жака Анно. Елена Костюкович ответила, что «любому экранизатору надо целовать ноги», так как благодаря фильму колоссально увеличиваются тиражи. Более того, по её словам, не стоит до конца доверять недовольству самого автора экранизацией — Эко к фильму отнёсся с большим энтузиазмом, рисовал эскизы костюмов, лично отобрал на главную роль Шона Коннери и на съёмках был подобен «Тому Сойеру, красившему забор».

Отношения автора и переводчика сложны и причудливы. Например, одной из первых работ Елены Костюкович был перевод сложнейшего барочного трактата Эммануэле Тезауро «Подзорная труба Аристотеля».

— Когда Умберто Эко узнал об этом, он спросил меня: «А ты знаешь, что во всём мире Тезауро больше никто, кроме тебя, не переводил?» Я ответила: «Знаю». «А ты знаешь, что я сейчас пишу роман, в котором он главный герой? Уже забежала вперёд, приготовила цитаты?» В «Острове накануне» среди персонажей есть иезуит, который строит из деревянных роликов некий протокомпьютер. Компьютер составляет какие-то произвольные фразы, а этот иезуит истолковывает их в каббалистическом духе. Это, кстати, правда. Тезауро действительно такое делал.

На этом удивительные совпадения не заканчиваются. Надо думать, ни для кого не стало сюрпризом то, что на вечере зашла речь не только о переводческих работах Елены Костюкович, но и о её собственном творчестве, особенно о романе «Цвингер». Зная, что его написал постоянный переводчик Эко, читатель невольно ищет в романе след великого итальянца. И находит!

— Вы, наверное, привыкли слышать в тексте голос Умберто Эко. Я вырабатывала его так долго, что когда стала писать своё, то обнаружила, что говорю им же. Я использовала единственное орудие, которое у меня было? — манеру передавать современную речь героев Умберто Эко.

Однако странные сближения с Эко возникают не только на уровне стиля.

— Моя книга начинается так: главный герой сидит на кухне и думает, что надо собирать чемоданы. Потом он вспоминает город Орта-Сан-Джулио, что на озере Орта. Отлично. «Цвингер» опубликован, и мне приходит на перевод новый роман Эко. Что же я там читаю? Герой сидит на кухне, тем же жестом швыряет чашку в раковину… Потом возникает Орта. Можно подумать: сговорились. Сам Эко мой роман читал, ему понравилось, но и он меня спросил: «Я не понимаю, Орта тут при чём? Там мои дети жили, а не твои!» Я говорю: «Так ведь и мои жили!»

Конечно, несмотря и на непреднамеренные совпадения, и на осознанные переклички «Цвингер» — ни в коей мере не подражание Эко. Елена Костюкович рассказала о том, что роман писался как эксперимент (в том числе, над читателем — отдельные эпизоды призваны его физически утомить, приблизив к состоянию измученного литературного агента). В «Цвингере» сочетаются традиции «романа с ключом» (в тех его частях, где описана книжная ярмарка во Франкфурте), реальные истории из жизни (автор призналась, что она в детстве действительно играла с корзиной для бумаг Виктора Некрасова!), поддельные документы, а также художественная реконструкция истории её деда, который был одним из организаторов поиска картин Дрезденской галереи в 1945-м.

В заключение Елена Александровна зачитала один из своих самых ранних переводов — «Паоло Уччелло» Джованни Пасколи — и попросила определить, что за стихотворение отразилось в её тексте. Зал выдвинул несколько гипотез, но так и не смог узнать отзвук стихотворения «Пестель, Поэт и Анна» Давида Самойлова, беззаконно проникший в терцины.

— Я тогда сходила с ума от Самойлова. Это был идол. К чему я веду? Переводы — это мы. Авторы дают нам возможность сделать для читателя то максимальное, что мы можем сделать.

08.10.2015