http://www.attentionzone.ru/

КУЛЬТУРА ПЕРЕПОЛНЕННОЙ ПАМЯТИ
В конце августа в петербургском издательстве "Симпозиум" вышел очередной роман Умберто Эко совершенно нового типа - "Таинственное пламя царицы Лоаны", без сомнения, самая главная и ожидаемая в России книга этого года. Текст, изданный как красочный журнал, опирается на многочисленные иллюстрации, каждая из которых - это цитата, извлеченная из контекста не только личной истории героя, но и истории целого поколения…
Герой иллюстрированного романа - Джамбатта (Ямбо) Бодони, 60-летний миланский антиквар-букинист, который теряет память в результате инсульта. Он помнит все, что когда-либо читал, но не помнит свою семью, своё прошлое или даже собственное имя….
Благодаря старым газетам, виниловым записям, книгам, журналам и комиксам детства, он вновь переживает историю своего поколения и общества, в котором жили его родители и дедушка… "Сюжет таков: - говорит переводчица романа Елена Костюкович, - человеку предстоит восстановить собственную утраченную личность, для чего он может использовать только произведения литературы. Все те культурные парадигмы, что живут в его сознании, помогают ему сконструировать собственное "я". Грубо говоря, это ответ на вопрос, что такое европейский интеллигент нашего времени".
Накануне выхода романа на русском языке Елена Костюкович, чьим переводам мы обязаны знакомству с шедеврами Эко, любезно ответила на ряд вопросов об этой книге и работе над нею.

-Чем отличается перевод книги "Таинственное пламя царицы Лоаны" от перевода других произведений Эко?

-Три романа Эко ("Имя розы", "Остров накануне", "Баудолино") построены на стилизации, стиль их выражено архаичен. Эко любит подобным образом передавать эстетику изображаемой эпохи. Но внимательный читатель, особенно переводчик, знает, что в архаике Эко всегда запрятана ирония. Поэтому в задачу переводчика входит и игра хронологическими вешками, монтаж старины с новизной. Об этом я написала разъяснительную статью "Ирония, точность, поп-эффект" (опубликовано в журнале "Новое литературное обозрение", № 71), это был ответ на отзыв М. Л. Гаспарова о моей работе с "Баудолино".
"Таинственное пламя царицы Лоаны" выдержан, наоборот, в современном среднем разговорном интеллигентском стиле. Переводить такой стиль на русский язык труднее, чем архаику. Всегда труднее переводить "линейные" тексты, "простые", не содержащие призвука "разговорности", которым пропитан весь последний роман. Трудно именно то, что непосвященным кажется "легко".
Русский язык предоставляет пишущему тонкие инструменты и для архаики, и для романтики, и для глумления, и для двусмысленности - для всего резко окрашенного - и дает мало инструментов для создания гладкого, текучего и "незаинтересованного" текста, в котором авторам положено растворяться, пропадать. А зарубежная словесность часто пользуется именно такими гладкими стилями.
Английский, французский, итальянский, испанский, немецкий языки, впитавшие в себя лингвистику латыни и обслуживавшие в течение тысячелетий много чисто практических, юридических, законодательных, распорядительных нужд, разработали богатый инструментарий, чтоб выражать мысль ровной письменной речью. А русский язык - то ли от византийства, то ли от тысячелетней безграмотности и немоты масс, то ли от неуемной креативности, то ли от неописуемости русской жизни, то ли не поймешь почему, - в прямом и простом стиле себя не находит, и потому именно "простые" книги в русских переводах так ненатурально звучат.
Прежде я уже решала задачу воспроизведения современного языка западных интеллектуалов - это были переводы романа Эко "Маятник Фуко" и его эссеистики (сборник статей "Полный назад"). Так что, я уже заранее разработала для себя стилистические ориентиры. При этом, надо отметить, что язык у Эко не совсем нейтральный, а все же окрашенный - разговорный, и прежде всего он должен звучать натурально и правдоподобно для своей социальной среды - интеллигентской. Это должен быть язык с шероховатостями, с намеренными неправильностями, призванными сближать собеседников. Смешно, если потом переводчику критикующие предъявляют суровый счет именно за эти намеренные неправильности. Единственный ответ: прислушайтесь, что мы говорим в быту, как сложно-нестандартно выражаются самые начитанные и грамотные из нас. Ведь мы используем интеллигентский сленг; вчитайтесь, как мы пишем наши лучшие имейлы, какое искусство легкой и веселой игры призываем мы на помощь. Давайте сознавать, что наша веселая, с прибаутками интеллигентская речь - совсем не справочник Дитмара Эльяшевича Розенталя.
В то же время Эко монтирует встык с повествованием от первого лица - нетронутые куски художественной и бытовой реальности тридцатых, сороковых, пятидесятых годов. Некоторые из этих кусков взяты из визуальной сферы (плакаты, книжные иллюстрации, этикетки, марки), некоторые отсылают память читателя к ностальгическому звукоряду (песенки давнего времени), есть еще цитаты из кино, а преимущественное множество - цитаты из литературных текстов.
К переводу отрывков из книжной культуры я подошла филологически, начиная с поисков в библиотеках уже существующих переводов на русский язык (точно так я работала с переводами всех предыдущих книг Эко). А имея дело с цитатами из массовой культуры, я их переводила, стараясь построить равно функциональный им русский аналог - с упором на легкопроизносимость текста, с выстраиванием подсознательных отсылок к массовой культуре советского времени.

- "Лоана" выходит по-русски после немецкого, французского, американского переводов. Как бы вы охарактеризовали эти работы?

- Немецкий перевод - для меня всегда камертон. Во-первых, немецкий язык не входит в группу романских, то есть в переводе немца имеется всегда "дополнительная стоимость", которой от француза или испанки ждать невозможно в силу лингвистической близости оригинала и перевода. Во-вторых, Бурхарт Кребер, переводчик на немецкий язык и по счастью мой хороший приятель, очень точен, наблюдателен, высококультурен и предан своему делу. Однако в случае "Лоаны" Бурхарт Кребер потел гораздо меньше, чем пришлось потеть мне: оказывается, Италия настолько любима в Германии и итальянская культура настолько знакома немцам в деталях, что кое-какие лозунги, стихи, песенки и вставки Бурхарт оставил в первозданном состоянии, не старался переводить - зачем? Он сознавал, что эти вставки в сильной степени декоративны.
Француз - Жан Ноэль Скифано - тоже доверенный переводчик Эко. Он сам писатель и ученый, он умеет придать тексту звонкость и мелодию. Но поскольку французский язык - романский, как и язык оригинала - многие задачи, которые приходилось решать мне, перед Жаном Ноэлем просто не стояли.
Ближе всего по духу для меня формулы решений Имре Барна - венгерского переводчика (но в его венгерских решениях я, естественно, не понимаю ни слова, сужу лишь только по его пересказам и воспринимаю только на уровне алгебраической формулы), а также работа Александара Леви - сербского коллеги. Александар вообще как единственный читающий по-русски, знает, что делаю я, даже доклад о моих экспериментах делал на международном съезде переводчиков Эко. Эти съезды проходят приблизительно раз в пять лет каждый раз в новой стране, всегда присутствует и выступает сам профессор Эко, и каждый раз эти съезды - полное счастье, встреча родных людей.
На английском языке роман "Таинственное пламя царицы Лоаны" вышел, как всегда, первым делом в Америке, в издательстве Харкурт. И это было дебютом нового переводчика. Я с ним пока не знакома и текст не видела. "Коммьюнити" любителей Эко скорбит из-за того, что прежний переводчик всех романов Эко, замечательный стилист Уилл Уивер, принесший Эко мировую славу (ибо слава пришла к Эко во времена "Имени Розы" именно через Америку) лежит в параличе после тяжелого инсульта.

- Роман Умберто Эко насыщен цитатами из массовой культуры - каково место русских текстов в ряду этих цитат? Каковы вообще отношения Эко с русской культурой - массовой и элитарной?

- Ну, о России Эко не знает ничего. Кроме того, что положено знать культурному человеку, естественно. Из личных привязанностей у него - почему-то Мережковский (то есть не почему-то, а потому, что Мережковского активно печатали в Италии в сороковые годы и у родителей Эко были его книги. Из всего российского и советского кино у Эко на памяти "Летят журавли" и "Броненосец Потемкин", о первом он вспоминает с приязнью, правда, уверен, что летят там цапли. О втором же он отзывается с ненавистью, за занудство.Так что можно понять, сколь невероятно было бы, если бы Эко цитировал советские или русские тексты. Цитируется только переделанная "Катюша", радость эмилианских партизан: "Над полями ветер завывает, поплыли над лугом облака, в сапогах разбитых выступаем за свою свободу воевать..." (Fischia il vento, urla la bufera...)
А вот герои, связанные с Россией, в романе действительно присутствуют. Это довольно малоубедительные "казаки", из-за которых весь сюжетный сыр-бор; они доставили мне при переводе больше всего хлопот; потом я плюнула и решила, какая разница, что они (донские? кубанские?) казаки? Все равно Эко понимает под этим нечто сильно отличное от реальности. Пусть себе действуют, двигаются, говорят поменьше (они, слава богу, говорят всего несколько фраз) и будут мужики как мужики.

- Как сам Умберто Эко оценивает Лоану в ряду своих произведений?
- Роман "Таинственное пламя царицы Лоаны" отличается от прочих тем, что это иллюстрированный роман, и это крупно написано на обложке. Эко понимает, что читателю известно, что "Таинственное пламя царицы Лоаны" хронологически попадает в серию иллюстрированных книг Умберто Эко - "О Красоте" и "Об уродстве" (обе они вышли на русском языке в московском издательстве "Слово"). Следовательно, роман расположен в контексте рабочей сессии, посвященной визуальности.
Какие множества смыслов содержит в себе визуальная коммуникация? Эко отвечает именно на этот вопрос и в теоретических книгах-альбомах, и в романе. Потому так убедительны языки рекламы и интернета, что они являют собой синтез всех видов информации, то есть словесной, звуковой и зрительной. Зрительная информация столь насыщена потому, что в ней содержится особый механизм выкликания фактов из памяти - как и в звуках, как и в запахах. Заклинательный потенциал звука эксплуатируется, скажем, эстрадой. Как работают запахи - отмечено у Пруста. И о том и о другом в романе "Таинственное пламя царицы Лоаны" пишет Эко.
Наша эпоха - культура переполненной памяти, передоверенной интернету и компьютеру. Эта память безмерна, а следовательно - ее как будто и нет. Пользователю не добраться до нужного закоулка в лабиринте, не докопаться до сокровищ в груде анонимных знаков и фактов. По силиконовой долине не пройти без поводыря. Требуются сталкеры, владеющие приемами выкликания.
И вот Эко анализирует, каким способом красивый или уродливый образ может служить ориентиром по лесу памяти. Анализирует - не значит теоретизирует. Поиск памяти - это сюжет романа. Герой потерял память и пытается воссоздать свое "я". В романе Эко, в этом интереснейшем сюжете вкраплено множество запоминающихся, нередко смешных, нередко трогательных эпизодов. А кроме того - роман нафарширован иллюстрациями, имеющими отношение к личной памяти, к коллективной памяти, к коллективному бессознательному. Его столь же интересно разглядывать, сколь интересно его читать. Примерно так Эко говорил журналистам о романе.

- Как журналисты и вообще итальянская критика приняла роман?

- С огромным интересом - ведь это же новый эксперимент культового писателя. Мало у кого хватило бы смелости разругать его. Да и всякий критик, пока читает, увлекается, убаюкивается музыкой этой чудной прозы, разглядывает яркие картинки - и, в конце концов, рад как дитя.

- Почти все романы Эко написаны от первого лица, но еще, пожалуй, никто не был из рассказчиков так похож на Эко, как герой "Лоаны". Можно ли сказать, что Ямбо - это альтер эго Эко, или он не более "автобиографичен", чем другие рассказчики из его романов?

- Первое лицо в романах "Маятник Фуко" и "Таинственное пламя царицы Лоаны" (но не в "Имени розы") свидетельствует о близости, если не тождественности, голоса героя романа и настоящего голоса автора.
В "Маятнике Фуко" главный герой Казобон проживал в 1984 году свое тридцатипятилетие и связанный с этим этапом перелом сознания ("земную жизнь пройдя до середины", возраст Данте), глубоко прочувствовал и осмысливал рождение первого ребенка. Другой герой, Бельбо, пятидесятилетний, вспоминал яркие, насыщенные болезненным и восторженным чувством "настоящести" эпизоды военного времени, когда по сюжету ему, Бельбо, было всего одиннадцать-двенадцать лет, и необходимо было не мечтать и не раздумывать, а действовать, участвовать в войне, принимать решение и отвечать за себя и других. Эти эпизоды (уже не казобоновские, а бельбовские) в романе "Маятник Фуко" тоже рассказаны от первого лица. Поэтому читатель идентифицирует автора и с Казобоном и с Бельбо. И не ошибается: Эко наделил и Казобона и Бельбо автобиографическими чертами и множеством собственных интеллектуальных и психологических качеств.
В новом романе Эко "Таинственное пламя царицы Лоаны" шестидесятилетний герой Ямбо Бодони - это и повзрослевший Казобон и постаревший Бельбо, в одном образе, в едином характере. И, конечно, в полной мере можно говорить, что это - практически автопортрет автора. Как сам Эко и как Бельбо и как Казобон, Ямбо Бодони живет в Милане, работает в издательско-книжной области, имеет успех, высокопрофессионален и высокообразован. Как сам Эко и как Казобон, Ямбо Бодони многим обязан и в жизненном плане и в творчестве - своему гармоничному супружеству, присутствию в жизни умной и сильной женщины, с которой интересно разговаривать. Как сам Эко и как Бельбо, Ямбо Бодони родом из Пьемонта и в его формировании огромное значение имело военное детство в пьемонтском маленьком бурге, жизнь в большой усадьбе среди садов, огородов, деревенской живности. И тот военный эпизод, на который ссылается Бельбо и который вспоминает Бодони - видимо, эпизод почти достоверный...
Но в "Таинственном пламени царицы Лоаны" уже не два героя за одного автора, а один, детально выписанный герой - ну совсем уж альтер эго автора. Даже квартира Бодони расположена в том же доме, где живет профессор Эко. Только, слава небесам, болезнь Бодони, описанная в романе, профессора пока что миновала и, будем надеяться, обойдет стороной. Бодони забыл все на свете, а Эко знает и помнит почти все на свете и способен рассуждать на любую тему; существенная разница!

- Вы практически одновременно переводили "Лоану" и писали свою собственную книгу про еду "Итальянское счастье". Чем родственны, схожи профессии "фудрайтера" и переводчика; и помогала ли работа над "Лоаной" писать "Еду" (или работа над "Едой" - переводить "Лоану")?

- Перевод книг из современной жизни - это игра по особым правилам. В современной прозе часты недомолвки и полунамеки (особенно сильно чувствуешь это, когда проверяешь чужие переводы с твоего языка на какой-нибудь иностранный). Именно таковы романы Эко о современной жизни - и "Маятник Фуко", и "Таинственное пламя царицы Лоаны" - они полны полунамеков. В такой работе не обойтись без капиллярного знания. Оно обретается и приумножается каждый день в контакте с культурой, с людьми, с бытовыми обстоятельствами. Многие детали поддаются переводу только если точно знаешь, как выглядят предметы, города, улицы, какие у людей повадки, и как воспринимаются ими мелкие сюжеты реальной жизни. Точечное знание быта абсолютно необходимо для перевода юмора.
Моя книга об итальянской культуре, увиденной через призму еды, "Еда - итальянское счастье", - это именно попытка привести в систему точечные факты, прослеживая в них, если угодно, экзистенциальный смысл. Причем по-русски мои обобщения получились более культурологическими, а по-итальянски более "материальными", в текст итальянского издания я очень много добавила фактов и сведений о самых-самых микроскопических деталях и различиях видов еды и способов ее приготовления.
Книгу в Италии внимательно изучали эксперты и знатоки - и дали ей "знак качества", она была названа книгой года (премия книготорговцев "Банкарелла") по категории "Кухня, гастрономия". Значит, я все делала правильно.
Скоро я возьмусь смотреть испанский перевод моей книги, а вообще она переводится или уже переведена в десяти странах, и за время этой - отчасти переводческой! - работы мой уровень particular knowledge об Италии возрос.
Конечно, работа над "Лоаной" и писание "Еды" - эти два процесса только помогали друг другу.
Настоящий профессионализм - это точные детали. Их в культуре и в жизни очень много, часто чересчур много. Исследование материальной культуры - заманчивая тема и не случайно последней работой Ю. М. Лотмана была книга о великосветских обедах, одной из последних работ М. Л. Гаспарова - книга о быте Древней Греции. Так вот, и в таких исследованиях, и при переводах текстов, в которых много необъясненных точечных деталей (а таковы романы Эко "Маятник Фуко" и "Таинственное пламя царицы Лоаны"), мы решаем одновременно две увлекательные задачи - точно передать или описать много деталей, но при этом подойти к важным "наддетальным" выводам.
С Еленой Костюкович беседовал Сергей Князев