КАМИЛЛО СБАРБАРО (1888-1967)

 

ВОЦЕ, РОДНОЙ ПОСЕЛОК

Прополаскиваешь в мареве солнца
нищету домов, ползущих по склону,
как отара на пути к водопою.
Пахнешь, как белье в комоде, — лавандой,
солью пахнешь, как рыбацкая сеть.
В полутьме твоих проулков петух
важно топчется. Лепечет младенец
на пороге темной кухни промозглой,
где старуха, копошась над вязанкой,
печь готовится топить, ломает хворост.
Под навесом полыхает рябина,
подсыхая, золотится кукуруза.
Дальше — ломтики неровных полей,
отвоеванной у камня жесткой почвы,
и над каменной горбатой загородкой
низкорослая смоковница гнется.
Воце, ты меня столкнул с самим собой,
с пасмурным ребенком одиноким,
вот он — роется часами в кучах гнили,
набивает рот трухою прелых яблок
и глотает эту горечь и прель.
Прячется от всех, сидит часами
в тайнике за дверью, скорчившись, упрямо
слушая, как мечется по дому
мать, исходит плачем, тянет руки —
ах, сынок, сходил бы лучше за водой!
Вот уже напился он из этих луж
грязных,
и никто не ждет его в дому
темном —
дай ему к тебе как к матери припасть,
Воце...
На людей глядел он злобно, как звереныш,
но любил земли изменчивые лица.
Старый дом еще не умер, караулит
ту прибитую над входом
"счастливую" подкову,
сохранилось и чердачное окошко,
напоенное морской ляпис-лазурью
и оливковым источником прохлады.
Воце, имя нежное твое во рту
тает...
Вот жасмин уже подрезали, и обруч
наклепали на последнюю бочку.
Во дворах растут поленницы. Звонко
распевают топоры.
В ближних рощах бьются оземь каштаны;
собирай же их, срывай с них скорлупки!
Ведь уже на городских перекрестках
у жаровен собираются в кружок
школьники с последнего урока,
ежатся и хлюпают носами,
лапы тянут покрасневшие к каштанам.
Мы с друзьями тоже любим их, грызем,
запивая их вином и обжигаясь,
хоть разумней подождать, пока остынут.
Глянь, земля, на порождение свое,
мать усталая, чей крик животной боли
в смех счастливый переходит. Видишь сына?
Как измучил он тебя, пока рожала...
Пеленай, душа, и нянчи свой покой.
Подойди и посмотри в окно подвала
на сапожниковы черные ладони,
и поймешь: вот в этом круге,
в круге света от рабочей лампы,
и живет ненайденное счастье.
В котелке бормочут овощи. Вот суп
доспевает. Скоро ужинать, и скоро
новый день его застанет за работой,
новый вечер — за беседой и вином.
Так и сбудутся те скудные надежды,
от которых, когда был он мальчишкой,
сердце радостно сжималось и стучало.
Осень, ты весна земли,
дерево огонь прошедших солнц лелеет,
как душа лелеет жар воспоминаний.
Осень, ты, о наша поздняя весна,
ты пора, когда на каменных устах
горьких
неумелая улыбка расцветает.