Памятные книжные даты. 1983
I литература
123
I43
640 лет
В 1343 году в Толедо был завершен второй, окончателен i вариант "Книги благой любви" архипресвитера Итского Хуш Руиса "Книга благой любви" сочинена в темнице, и ее автор, уроженец Аль-кала-де-Энарес и архипресвитер го­рода Иты Хуан Руис, утверждает, что заключен он был в эту темницу архиепископом Толедским в 1340 г. "совершенно безвинно". Трудно что-либо прибавить к этим скромным сведениям о жизни и творчестве Руиса, так как биографический ис­точник у нас всего один—его же собственная поэма, канонический ее список, так называемый "Саламанкский манускрипт" (1343).
Из поэмы мы узнаем и о том, что автор дотоле славился преиму­щественно песнями, которые разно­сили по всей Испании мавританские и еврейские танцовщицы; и что автор не любил долго унывать, да и подолгу трудиться; и что был он крепок, черноволос, охоч до пиру­шек и путешествий. Этот первый в истории испанской литературы авто­портрет так ярок, что остается только удивляться, как удалось не­угомонному весельчаку, жуиру и непоседе сложить почти две тысячи монорифменных четверостиший "Книги благой любви".
"Книга благой любви" не только автобиография; история похожде­ний рассказчика — о степени его тождества с автором можно только гадать — перемежается множеством вставных эпизодов, басен, песен, назидательных сентенций типа:
Бывает, что, высказав правду,
друзей оттолкнешь; Но, правду скрывая, ты дружбу
не ставишь ни в грош. Здесь выбор нелегок, однако мне
кажется все ж, Что горькая правда полезней, чем
сладкая ложь... (Здесь и далее перевод М. Донского).
Не последнее место среди подоб­ных сентенций занимают назида­тельные высказывания о природе любви, ее технике, об осторожности и опыте любви. С этим аспектом поэмы связаны многовековые споры о названии книги, вернее о том,
какой смысл вкладывал автор в он неупотребительное сочетание "Виси amor ". Благая ("добрая") любовь м словаре той эпохи означала, к:и-правило, любовь "чистую", "духои ную", в противоположность "апич loco "—любви "земной", "безум ной". От этого противопоставления отталкивается и автор в прозаиче­ском предисловии к поэме: "...заОо тясь о спасении святой души и стремясь попасть в рай, ...я изобр^ зил разные хитрости, способы и обманные уловки безумной мирской любви, которой некоторые люди предаются, дабы грешить..." И ту i же он обнажает лукаво замаскиро ванное намерение: "Однако посколь ку грешить свойственно человеку. ...если бы некоторые пожелали, чс го я им отнюдь не советую, предан. ся безумной любви,— они найду i здесь кое-какие указания на сей предмет". И указания эти весьма подробны:
Головка пусть будет мала, грудь
и плечи пышны. Изогнуты брови, как серп вновь
рожденной луны. Пусть волосы светлыми будут
(без помощи хны). А бедра крутыми — вот облик
завидной жены...
Но прямолинейная назидатель­ность— местами елейная, с оттен­ком пародийности, а чаще бурле-скно-фривольная — вовсе не главная интонация поэмы. Дидактический замысел развит в сюжетное, увлека­тельное повествование за счет ос­новной "пикарескной" линии и мно­жества вставных новелл и эпизодов. Большинство этих вкраплений, как и требует жанр, вторичны, и от строфы к строфе все четче очерчи­вается в нашем восприятии пестрый круг чтения автора. Главное "сырье" для поэмы — средневековые переделки классики; скажем, Ови­дий воспринимался поэтом, судя по всему, в переработке латиниста XII в. Панфила Маврилиана, чья "Книга о любви Панфила и Гала-
- послужила Руису источником „ рассказа о любви Дона Арбуза рна Мелона) к Донье Сливе (До-Эндрине). Широко использован-в поэме басни Эзопа дошли до ра, очевидно, через француз-^ j посредство.
Неудивительно, что живое и ув-тельное произведение пользова-
,__в свое время громким успехом
чем свидетельствуют три сохраиихся манускрипта XIV в.— гРа значительная для испанской дневековой литературы—и из-ное число последующих перепи-к). Неудивительно также, что изведение столь пестрое и син-чное той или иною гранью азилось во многих шедеврах ис-„.ской литературы. "Рассуждение | свойствах, коими обладают день-• из поэмы Руиса могло, бесспор-, предвосхитить сатиру Кеведо чон Динеро" ("Господин Деньги"). дин из персонажей поэмы, бойкая одня Тротаконвентос ("побегушка щ) монастырям"), возможно, прооб-№з знаменитой Селестины.
Однако по сравнению с громкой ижизненной славой поэмы и ее ора популярность "Книги благой любви" в последующие столетия не­соразмерно низка. И, думается, это можно объяснить именно тем, что мало в каком другом произведении так полно и выпукло представлены все низовые проявления средневеко­вого духа: и стихийная религиоз­ность, и импульсивный протест бунтаря-бродяги против нравственных ' догм, родственный протесту Рютбе-: фа и Вийона, и пресловутая амбива­лентность (пародийный Страшный Суд), и плотскость, и карнавализа-ция,— чего стоит хотя бы эпизод аллегорической войны Доньи Ку-аресмы (Доньи Великий Пост) с Доном Карнавалом-Мясоедом, за­вершенной, как и полагается, в пас­хальное утро победой Дона Мясоеда и всей его армии — Завтрака, Заку­ски, Колбасы, Окорока... И в гла­зах самого автора, архипресвитера Итского, книга определенно имела маркированную "карнавальную" ок­раску. Не зря этот изощренный стихотворец внезапно разрушает традиционную метрику, вводит усечения, речитатив, сбивает рифмовку и комментирует это так: "Сегодня, чтобы вас посмешить, я спел на хугларский (жонглерский) лад".
Надо думать, именно эта специ­фика поэмы оказалась чужда эпо­хам Возрождения и Барокко; до конца XVIII в. "Книга благой люб­ви" не была напечатана ни разу. Лишь на заре испанского романтиз­ма к ней пробудился некоторый интерес. Но некритическое издание нескольких отрывков в средневеко­вой хрестоматии Томаса Антонио Санчеса (1790) дало, конечно, самое ничтожное представление о стили­стическом и тематическом богатстве "Книги благой любви". Полное из­дание поэмы появилось впервые лишь в нашем веке, в 1901 г., да и то за пределами Испании, в Тулузе, и на чужом языке—во француз­ском переводе Жана Дюкамэна, с параллельным факсимильным тек­стом. Первое испанское издание па­мятника, осуществленное X . Сеха-дором, датировано 1913 г., но, к сожалению, за ним последовал дол­гий ряд текстологически неприемле­мых изданий, и вплоть до 1974 г. в Испании публиковались лишь адап­тированные, лингвистически модер­низированные версии книги Руиса. Первое после редакции Севадора критическое, полное и точное изда­ние увидело свет в 1974 г. в коллек­ции "Классикос Кастельянос".
В последние годы интерес к по­эме средневекового автора заметно возрос и в нашей стране. В сравне­нии с небольшими отрывками из "Вступления" к "Книге о хорошей любви" (пер. А. Сиповича) из "Хре­стоматии по литературе средних ве­ков" 1953 г. выглядят заметными достижениями и отрывки в книге переводов М. Донского "Бычья шкура" (1978), и небольшие пробы И. Эренбурга и С. Гончаренко, во­шедшие в сборник "Испанская по­эзия в русских переводах" (1978). Д судя по издательскому плану серии "Литературные памятники" изд-ва "Наука", в обозримом будущем по­явится и полный откомментирован­ный перевод этого памятника сред­невековой испанской словесности. Е. Костюкович